Журнал «Эксперт». Интеграция нон-стоп.

Журнал «Эксперт», 30.03.2009

Мировой финансовый кризис практически закрыл рынки кредитов. Однако инвестирование наиболее важных интеграционных проектов на территории ряда стран СНГ продолжается с опорой на национальные ресурсы

В Евразийском банке развития (ЕАБР), созданном Россией и Казахстаном в 2006 году, в ближайшее время появятся новые участники. Соответствующие решения совет банка принял по обращениям, направленным в ЕАБР Арменией, Белоруссией и Таджикистаном. «Сейчас в этих странах осуществляются определенные юридические процедуры. Они займут еще какое-то время, но мы уже начали работать в этих странах, так как решения совета банка приняты, — открываем свои представительства, подбираем инвестиционные проекты, — говорит председатель правления Евразийского банка развития Игорь Финогенов. — В Белоруссии определенный инвестиционный интерес представляют машиностроение, в том числе транспортное и сельскохозяйственное, а также газотранспортная система. В Армении — атомная станция и ряд других проектов. В Таджикистане прежде всего хлопковый комбинат. В общем, в каждой стране есть проекты, имеющие огромное интеграционное значение, способные дать толчок экономическому развитию стран-участниц и серьезно увеличить товарооборот между ними».

— Сразу три страны решили стать участниками банка. Говорит ли это о том, что за прошедшее время ЕАБР показал себя действенным инвестиционным институтом?

— Создание банка стало существенным шагом вперед по налаживанию интеграции между бывшими советскими республиками. Интеграция, чтобы она действительно состоялась, должна опираться на объективный экономический интерес, связанный с желанием компаний работать за пределами своих стран, заинтересованных в свободном движении денег, людей, товаров, в отсутствии каких-либо барьеров. Мы содействуем этим процессам, в том числе организуя финансирование интеграционных проектов. Отмечу для ясности, что наш банк не генерирует проекты — с идеями к нам приходят частные компании. Бизнес, вне зависимости от формы собственности, по сути дела, является главным двигателем интеграционных процессов.

— В базовых документах ЕАБР написано, что основная задача банка — содействие интеграции стран СНГ. Но среди проектов есть, к примеру, такие, как скоростной трамвай и строительство Орловского тоннеля в Санкт-Петербурге. Это сугубо городские проекты.

— В нашей миссии кроме интеграции прописано также содействие экономическому развитию. Мы должны способствовать развитию экономик, в том числе инфраструктуры тех стран, где работаем. Отсюда Орловский тоннель и скоростной трамвай. Это сложные и крайне важные для региона инфраструктурные задачи.

С другой стороны, как жизнь показывает, интеграционные составляющие зачастую вырастают из локальных проектов, из проектов, казалось бы, с неочевидным интеграционным эффектом. Совместно с Внешэкономбанком, например, мы работаем с Тихвинским вагоностроительным заводом, на котором планируется выпуск вагонов на современных тележках. Они меньше воздействуют на железнодорожное полотно, но могут принять на себя вагон большей грузоподъемности. По сути, это вагоны нового поколения.

В странах бывшего СССР, а также в Финляндии и Прибалтике единая железнодорожная система: у нас ширина колеи одинаковая, схожие технические требования. Другими словами, вагоны, где бы они ни использовались, должны соответствовать единому стандарту. Сегодня во всем нашем макрорегионе вагонов не хватает. К тому же имеющийся вагонный парк морально устарел и не удовлетворяет потребностям грузоотправителей. Вот и получается, что тихвинский проект во всех смыслах интеграционный: налаживая производство вагонов, мы создаем условия для свободного перемещения грузов по железной дороге, для сохранения единого технологического пространства на огромной территории Евразии.

Займись мы этим проектом несколько раньше, Казахстану не пришлось бы закупать китайские вагоны. Наш лидер вагоностроения, Уралвагонзавод, не справлялся с объемом поступавших заказов — девятимесячные очереди были. Казахстанцы даже подумывали построить собственный завод, а тут появился тихвинский проект, подключиться к которому мы предложили Астане. И вот уже подписан меморандум с правительством Казахстана о создании транснациональной компании, которая будет иметь производства и в Казахстане, и в России, что позволит увеличить объемы выпуска новых вагонов различного назначения.

Таким образом, вагонами будут обеспечены локальные рынки. Кроме того, этот проект позволит поднять технологический уровень казахстанской промышленности на новую ступеньку и обеспечит экономически обоснованную кооперацию, в том числе по комплектующим для производства этих вагонов в России и Казахстане. Так возникает новый интеграционный бизнес, который генерирует новые взаимные инвестиции и товарооборот.

Второй пример связан с АвтоВАЗом, который планирует открыть сборочное производство в Северо-Восточном Казахстане. Цель компании — снизить транспортные издержки по доставке своих легковых машин в регионы Средней Азии, Сибирь и на Дальний Восток. Ведь доставлять комплектующие выгоднее, чем возить сами автомобили. В Казахстане уже налажена крупноузловая сборка «Нив». Теперь производство будет расширено, более того, предполагается увеличивать степень локализации, то есть наладить производство комплектующих в Казахстане.

— Процесс согласования интересов, видимо, крайне сложный. Республики бывшего Советского Союза во многом имеют схожую структуру экономик, и все они стремятся развивать производства продукции с высокой добавленной стоимостью. В общем, вы имеете дело с конкурентами.

— Ну, это не совсем так. В какой-то части они имеют схожие производства. В остальном же... Взять хотя бы сельское хозяйство, которое, естественно, есть у всех, но это даже не фермерское сельское хозяйство, а мелкотоварное производство. Узбекистан и Таджикистан, наверное, конкурируют на рынке сухофруктов. В целом же жизнь привела к разделению труда на пространстве бывшего СССР. Причем это объективный экономический процесс, который был обусловлен территориальной близостью друг к другу, различиями в ресурсной базе, разной степенью привязанности экономик к транспортным коридорам. Конечно, Великая Отечественная война привела к тому, что многие производства были передислоцированы из европейской части СССР в Узбекистан и Казахстан. Однако созданные там предприятия имеют шанс выжить, если останутся в рамках единой производственно-экономической системы и сохранят возникшее когда-то распределение труда.

Другой пример — высокотехнологичное производство по добыче и обогащению урана, созданное в Киргизии, которое никак не конкурирует с соответствующими узбекскими и казахстанскими предприятиями. Уран — дефицитное ценное топливо. Покупателей хватает на продукцию всех производителей.

Не соперничает и Карагандинский завод черных металлов с аналогичными российскими предприятиями. Этот завод использует уголь из России, а российские металлурги покупают электричество с Экибастузских ГРЭС-2 и ГРЭС-1, которые подключены к единой энергетической системе Сибири.

Все работают с взаимным интересом, но только в том случае, если убраны искусственные административные барьеры и созданы нормальные условия для бизнеса в той или иной стране, а также если существует объективная экономическая потребность. А она существует. Не случайно же «Мечел» строит завод по производству ферросплавов и феррохрома в Казахстане. Это предприятие хорошо встраивается в единую цепочку от сырья до готовой продукции. Неудивительно, что Вексельберг пришел в Киргизию с проектом переработки «хвостов», накопившихся там при добыче урана. Из этих отвалов предполагается извлекать ценные полезные ископаемые, которые раньше просто не умели добывать. Поэтому мне сложно даже представить себе хоть какое-то масштабное столкновение коммерческих интересов наших стран.

В Таджикистане мы планируем осуществить проект строительства прядильной фабрики по производству из хлопка пряжи и ниток. Сегодня сложилась неправильная ситуация: высококачественный хлопок-сырец дешев, а производимая из него в Западной Европе пряжа, которую приобретают наши текстильные компании, в пять-шесть раз дороже хлопка. Вся добавленная стоимость остается где-то в Европе. Фабрика в Таджикистане позволит оставить добавленную стоимость в этой республике, занять людей и снизить цену пряжи. Достигнуто соглашение, что эта пряжа будет поступать и на российские предприятия.

В общем, у всех стран-учредителей банка разные стартовые позиции. В Ферганской долине в Узбекистане промышленности никакой. Там ценны плодородные земли. А в Ташкенте есть авиационный завод, можно развивать высокие технологии. В Казахстане есть промышленные города — Петропавловск и УстьКаменогорск. Позиции разные, но мы нацелены не на консервацию сложившихся экономических структур, а на то, чтобы открывать возможности для развития и нового, и уже существующего.

— Сейчас во всех пяти государствах — участниках ЕАБР много говорят о необходимости создания инновационной экономики. В списке проектов, в инвестировании которых банк участвует или предполагает участвовать, инновационных объектов не слишком много.

— Определить долю таких объектов сложно. Правильнее говорить о высокотехнологичных проектах. Когда мы реализуем проекты, то одно из наших требований таково: в производстве должны использоваться самые высокие технологии. Если мы инвестируем строительство нового энергоблока на электростанции, то его КПД непременно будет выше, чем у рядом стоящего. В Таджикистане на прядильной фабрике, которую я уже упоминал, будет установлено самое современное оборудование, которое будет выпускать пряжу европейского качества. Есть у нас и более высокотехнологичные проекты, например по производству поликристаллического кремния для солнечных батарей.

— ЕАБР во многих проектах выступает в качестве инициатора консолидированных инвестиций. Как сказался мировой экономический кризис на ваших инвестиционных проектах? На какие деньги вы теперь ориентируетесь в большей степени?

— Планы банка приходится, конечно, корректировать. Наши партнеры, включая иностранные банки, на которых мы рассчитывали, сейчас пересматривают свою инвестиционную политику. Первое, что они сделали, — вывели деньги из всех проектов, из каких смогли. Они сбрасывали активы, несмотря на потери, не разбираясь по большому счету хороший актив или плохой. Они вели себя как на пожаре. А во время пожара трудно реализовывать что-то действительно масштабное.

Обнадеживает то, что позитивные сигналы, как ни странно, поступают. Сегодня западному банку принять инвестиционное решение очень сложно, но в целом все понимают, что кризис в пещеры никого не загонит, греться у костра, кутаясь в сырые шкуры, никто не захочет, все будут бороться с обстоятельствами. Экономика изменится, но в своей основе она сохранится. Банкам надо быть готовыми к новому позитивному повороту: кто окажется первым, тот и выиграет.

Сегодня ЕАБР рассчитывает в основном на национальные институты развития. У нас уже есть опыт работы с Внешэкономбанком России. Мы рассматриваем несколько проектов с Банком развития Казахстана. Мы даже готовы выйти на рынок пенсионных фондов Казахстана, которые накопили существенные резервы и имеют достаточно узкий круг инструментов для вложения. Им наши инструменты интересны. ЕАБР проходит по критериям, которые допускают возможность таким консервативным инвесторам, как пенсионные фонды, работать с нами.

Будем мы обращаться и в другие финансовые институты, однако очевидно, что реальный инвестиционный ресурс в течение какого-то периода времени остается один: государственные финансы. Ресурсов на внятной рыночной основе нужного нам качества по стоимости и длительности пока на рынке нет. Банки, конечно, накопили ликвидность, но у нее не то качество — она короткая.

Сегодня вопрос формирования инвестиционного синдиката уже не является вопросом только одной ликвидности. Вопрос в том, как создать условия, при которых банки пошли бы в серьезные долгосрочные проекты, будучи уверенными в финансовой устойчивости заемщика.

Наша стратегия не меняется: мы должны оставаться катализатором и инструментом привлечения инвестиций, а для этого мы должны сохранить нашу инвестиционную привлекательность для будущих клиентов. Как только откроется возможность, мы сразу же обратимся в банки за ресурсами.

— Осуществление каких проектов пришлось притормозить?

— Притормаживание произошло в основном в тех проектах, которые не имеют яркого интеграционного эффекта, и в тех, инициаторы которых не имеют денег для их осуществления. Дело в том, что по нашим правилам мы имеем право финансировать не более 80 процентов бюджета проекта. Остальное должен вложить сам инициатор.

Причем сделать это он должен первым.

Лишь затем мы даем недостающие средства в долг. Сейчас же у многих нет этих 20 процентов средств, и мы не можем войти в проект, где инициатор ничем не рискует. Я оптимист и надеюсь, что пройдет время, и все нормализуется. Осенью, я думаю, все должно как-то начать оживать.