Геннадий Жужлев в интервью Thomson Reuters прокомментировал вопросы банковского бизнеса в России

В рамках Петербургского международного экономического форума заместитель председателя Правления ЕАБР Геннадий Жужлев дал интервью информационному агентству Thomson Reuters, предназначенное для профессионалов российского фондового рынка – участников проекта Trading Russia 2014. В беседе с журналистами представитель ЕАБР прокомментировал некоторые вопросы банковского бизнеса в России.

— Геннадий, первый вопрос: если в 2011 году ЕАБР активно оказывал поддержку странам СНГ в виде кредитования, то как обстоят дела сегодня, с учетом изменившейся геополитики?

— Наш банк хотел, хочет и будет оказывать поддержку регионам. Я бы хотел уточнить формулировку: мы, во-первых, не финансируем страны, — это функция Антикризисного фонда ЕврАзЭС, которым тоже управляет наш банк. Мы финансируем предприятия — компании, юридических лиц на территории этих стран. Таким образом, мы, естественно, оказываем поддержку экономике и странам-участникам банка. Второе уточнение: наши акционеры банка — это страны СНГ, но не все. Всего шесть стран. Поэтому мы работаем именно в этих странах — в Казахстане, России, Киргизии, Таджикистане, Армении, Белоруссии.

Мы оказывали и оказываем поддержку. Количество проектов в портфеле Банка у нас растет каждый год двузначными цифрами. Это, естественно, все кредиты в экономику. Я могу сказать, что только в этом году мы в Белоруссии, например, одобрили уже несколько крупных проектов на несколько десятков миллионов долларов, они уже в процессе подписания. Несколько дней назад я в Минске подписал кредитный договор с БЕЛАЗом на 75 миллионов долларов. Это достаточно большая сумма. И планируем, как минимум, удвоить или утроить это количество до конца года. Поэтому планы не поменялись: одна из функций банка развития, нашего в том числе, — это поддержка экономики как раз в условиях кризисов или технических спадов. То есть некая так называемая антициклическая функция: в то время, когда остальные уменьшают финансирование, мы должны его сохранять и поддерживать для того, чтобы поддержать экономику в условиях недостатка ликвидности.

— Если говорить о странах СНГ и Таможенном союзе. В последнее время ходит много разговоров о едином экономическом пространстве и о том, что инвесткомпании смогут прекрасно регулироваться, можно будет спокойно работать в России. Как Вы оцениваете: возможно ли это сегодня, какие есть преграды?

— Безусловно, возможно. К этому все и идет. Такая задача и стоит. Это свободная работа на всех территориях. И я считаю, что это должно произойти, поскольку есть очень существенная политическая воля и есть огромный положительный эффект и экономические рычаги. Транзакционные издержки на сегодня на территории стран Таможенного союза из-за границ, из-за технологических, юридических и законодательных барьеров очень большие. К примеру, логистика: огромная масса товаров перевозится в Россию через Белоруссию. Казалось бы, союзное государство, граница на сегодня крайне упразднена. И нюанс — у нас разная колея, в Бресте либо перегружаются вагоны, либо они переобуваются, то есть происходит остановка и перевалка грузов. Там строятся склады. Казалось бы, можно провести все процедуры на границе, и дальше отправлять груз в Россию или в Казахстан, с которыми очень большой товарооборот. Но в отсутствии единого таможенного регулирования и различных документов и технических регламентов, груз приезжает в Россию и там опять перегружается, и снова производятся какие-то таможенные процедуры. После завершения создания единого таможенного пространства второго этапа не будет. То есть вы представляете себе масштаб экономии, это в деньгах огромная цифра, это в сроках очень много. Это существенно уменьшит издержки.

— А по срокам, когда, Вы предполагаете, это может произойти?

— Это не я предполагаю. У нас есть утвержденные документы и четкие сроки. По-моему до 2015 года все документы должны быть подписаны. Это очень большая техническая работа. Уже не вопрос согласовать юридически, а просто урегулировать огромную массу документов. Тысячи бумаг привести к единому стандарту. Этим занимаются эксперты на протяжении двух с лишним нет.

— Как-то изменился Ваш риск-менеджмент в связи с украинскими событиями? Или вообще это никакого влияния не оказало?

— Ну, конечно, оказало. Украина вела переговоры по вступлению в наш банк. Но они не привели к результату. Поэтому нас непосредственно это не коснулось. Но в целом, конечно, какая-то дополнительная переоценка рисков произошла. С точки зрения финансового рынка в целом, потенциальные убытки на Украине российских банков, которые имели там дочерние банки и довольно много финансировали, они, конечно, отражаются на общих финансовых результатах и конечно отражаются на подходах. Подходы в какой-то степени ужесточаются, что в целом отражается на рынке.

— Какова Ваша средняя дюрация по портфелю?

— Я не задавался целью посчитать в цифрах. Но качественно — это порядка семи лет. То есть у нас длинные деньги.

— Есть ли у вас операционные риски?

— Операционные риски есть у любого банка, и, естественно, у нас они есть.

— В связи с большой географией работы они выше среднего?

— Да. Я думаю, что это одна из сложностей нашей работы, по сравнению с другими банками. А с другой стороны, то, что мы умеем работать с этими рисками, — это одна из наших ключевых компетенций и один из смыслов существования нашего банка. Например. финансировать инвестиционный проект российской компании в Казахстане почти никакой российский банк не готов. Мы готовы, мы это делаем. Финансировать белорусский бизнес под продажи в Россию могут дочерние банки российских игроков в Казахстане и в Белоруссии, но они сильно ограничены по суммам. Это относительно небольшие банки у них небольшие суммы на одного заемщика — $30-50 миллионов максимум.

— И последний вопрос: сейчас идет много разговоров о российских субфедеральных займах. Ваше мнение — включаете ли Вы их в портфель или нет?

— Наш портфель — это некая отельная история, поскольку у нас своя система регулирования и наши ликвидные активы — это бумаги с очень высоким рейтингом. А с точки зрения рынка, в принципе, я считаю, что этот инструмент должен развиваться, и у регионов должны быть какие-то источники финансирования инвестиций проектов, каких-то программ. И мне кажется, этот рынок незаслуженно забыт.